Истории пограничника Сергея Колмогорова уже три года, но только в этом году благодаря широкому общественному резонансу на неё обратили внимание высокопоставленные лица и Верховный Главнокомандующий Украины Пётр Порошенко.
На блокпосту в Приморском районе города военнослужащий открыл огонь по гражданскому авто, который подавал сигналы фарами и не остановился на требования пограничников.В результате этого женщина-пассажир авто погибла.
Интервью с пограничником опубликовано "Бердянские ведомости".
— Сергей, насколько я знаю, почти вся твоя профессиональная карьера связана с военным делом. Так ли это?
— Да, мне нравится армия. Возможно, потому что с пяти лет меня убеждали, что я должен стать военным, как дед, и я привык к этой мысли. А дед для меня всегда был примером. Я даже подавал документы в Одесский институт сухопутных войск, но в 90‑е годы процветало взяточничество, и у родителей не нашлось столько денег, сколько у нас затребовали. По образованию я столяр-мебельщик. После службы в армии работал столяром, слесарем и строителем. Потом поступил в 55‑ю Запорожскую артиллерийскую дивизию и в 2004 – 200 5годах служил в Ираке по контракту. Затем была служба в морской пехоте. А в 2014‑м пошёл добровольцем в армию, втайне от семьи. К слову, в 2014 году почти все ребята шли воевать из патриотических побуждений — ради целостности и безопасности родной страны, и я не стал исключением.
— И пошёл служить в погранслужбу?
— Да, сначала меня хотели отправить служить дизелистом на катерах, но тогда ещё нужны были десять добровольцев на границу с Крымом. Угадайте, кто был одним из десятерых? Я не мог оставаться в стороне. Мы знали о двух направлениях наступления, но предполагали, что оно, вероятней всего, будет со стороны Крыма. Прослужил там какое‑то время, а потом начались «заварухи» на востоке страны. Там убили моего товарища, потом ещё одного, потом ещё одного… Многих знакомых убили… Я написал рапорты с просьбой отправить меня на восток Украины. Нужно было останавливать эту нездоровую ситуацию, иначе она, как опухоль, расползалась бы дальше (что, в принципе, и планировал противник). Я попал в Херсонскую мобильную пограничную заставу и вместе с другими был отправлен водно интересное место — село Шевченки Донецкой области, где одна улица и где‑то шесть жилых домов.
— Какая была задача?
— Задача нашей мобильной погранзаставы — держать границу на участке, наиболее вероятном для прорыва. А прорыв произошёл в районе Успенки и Новоазовска. Движение со стороны противника началось где‑то 19 августа, а нападение произошло 25‑го. Напротив нас, где‑то в 300м от границы, стояли российские десантники, потом приехала артиллерия, подтягивалась техника. Начался Иловайский котёл… Мы, как могли, останавливали противника на своём участке, а потом нас перевели ближе к Мариуполю.
— И вскоре произошла та роковая трагедия на дороге?
— Да, 26 августа мы начали нести службу в пункте технического наблюдения (его называют «Глаза на море»), а 7 сентября произошла эта трагедия.
— Об этом пункте технического наблюдения знали жители?
— Конечно, он там расположен лет 20, но охраняться начал только с нашим появлением. И тогда там конкретно вели наблюдение за нашей службой, это я гарантирую. Потом появилась эта машина, которая вела себя странно. Я два года анализировал события, которые тогда произошли, заново и заново проживал ту ситуацию. И понимал, что не наша вина в том, что произошло, а сугубо водителя, который спровоцировал своими действиями открытие огня.
— Сергей, в прошлых интервью ты говорил, что сейчас поступил бы также, то есть выполнил приказ командира. Но изменил бы хоть что‑то в своих действиях, выполняя этот приказ?
— Тут вопрос в другом — а что я сделал не так? Согласно 200‑му приказу, я применил оружие. Иногда пограничники сами для себя принимают решения, иэ то секундное дело. Водитель убежал, ещё когда его останавливали на первом секрете (до нашего пункта) — там пограничники представились, а водитель рванул к машине, пацаны сделали предупредительные выстрелы, а он всё равно не остановился. Поэтому сего стороны это уже нарушение закона.
— Почему активные действия, направленные на твою защиту, начались только в феврале этого года, когда ты уже просидел в заключении два года?
— Потому что мой судебный процесс был закрытым. Всё было сделано для того, чтобы никто не узнал. Плюс адвокаты слабые: сначала рвались защищать, а потом перегорали. Видимо, им гайки закручивали. Мы прекрасно знаем, как ведут дела судьи и прокуроры в Мариуполе и какое у них отношение к украинским военным. Звучали фразы, что мы виноваты в том, что взяли в руки оружие, и в том, что пришли к ним. А мы не к ним пришли — это наша страна и наша территория. И такие настроения не только в Мариуполе. Я бы даже сказал, что на Донбассе люди нас чуть‑чуть ненавидят. И хоть сейчас они нам улыбаются, если только изменится ситуация, они первые нож в спину вставят… В Шевченках один фермер поддерживал украинских солдат, а когда чеченцы заходили, его сдал кум. Фермера убили… В другом селе нас несколько раз укрывала у себя одна семья, её сдал сосед. Семью тоже убили. Всю семью! Жену, мужа и двух молодых дочерей… И таких страшных историй было много.
— Ты боишься смерти?
— Смерти не боятся только дураки и мёртвые. Я хочу жить, самое главное — КАК жить!?
— Наверное, три дня в Киеве, после освобождения из‑под стражи, были для тебя как сон?
— Они были для меня как кошмар. Я не привык к повышенному вниманию, и всё это настолько меня ошеломило, что теперь, на гражданке, мне снятся страшные сны. Слишком много всего произошло в последнее время… В воскресенье будет 40 дней, как я похоронил отца. А вообще, сначала этого года я похоронил двоюродного брата, тестя и отца.
— Каких регалий тебя лишили накануне заключения и какие уже вернули?
— Я один из немногих, кто до сих пор мобилизован. Согласно решению суда, меня восстановят в погранчасти, потом уволят, а впереди — пересмотр дела в суде первой инстанции. Меня защищают шесть адвокатов.
— Некоторые национальные СМИ представляют тебя как героя, а некоторые известные личности откровенно пиарятся на твоём фоне. Не создаётся впечатление, что ты играешь роль в чьей‑то игре?
— Мы всегда играем какую‑то роль в чьей‑то игре. Меня больше волнует, как поведёт себя прокуратура. Мой случай стал примером борьбы за права незаслуженно осуждённых военных. Наконец люди начали интересоваться подобными историями. Сейчас четверо ребят ждут приговора суда по похожим обвинениям, остальные уже сидят… Все эти дела надо пересматривать. Военные не отказываются нести ответственность за свои поступки, но просят, чтобы суд был справедливым. Надо бороться — и на фронте, и вт ылу.
— Уже знаешь, чем займёшься, если суд тебя оправдает?
— Не знаю, я немного растерялся. Эта история очень изменила меня и научила важным вещам: надо стоять на своём и быть упорней, надо всё делать правильно. И если не сделаем мы, ток то? Вы же помните хештег моих единомышленников: «#Правда Колмогоров»? Он теперь стал моим девизом.
Читаете по теме: Дело Колмогорова: пограничника, стрелявшего по авто около Мариуполя, выпустили из СИЗО (ФОТО+ВИДЕО)