Александр Палыч, или просто Палыч, как часто называли его коллеги, никогда не учился журналистике. Он, как и многие в нашем деле, пришел в журналистику совершенно из других сфер деятельности. Бондаренко закончил Ждановский металлургический институт - «кузницу кадров» для мариупольской журналистики (очень многие мариупольские журналисты заканчивали ЖдМИ/ПГТУ).
В 70-х годах он много занимался карикатурой. Рисовал сатирические картинки на злобу дня для городской газеты «Приазовский рабочий». Так начался его путь в журналистику.
В период перестройки Александр Бондаренко попал на комбинат имени Ильича, в Госприемку, но в 1998 году Госприемку разогнали. И Бондаренко, как он сам выражается, пошел «шляться по разным частным торговым фирмам». Бизнесмена из него не получилось. И когда все эти фирмы, продажи, маркетинг ему окончательно надоели, Александр Павлович пришел к тогдашнему редактору «Приазовского рабочего» Вере Черемных и попросился на работу в штат. Она рискнула и приняла немолодого молодого журналиста в газету корреспондентом.
В 90-х можно было всё
Поначалу было непросто. «Но постепенно сложилась моя тематика – происшествия криминал, интересные судебные дела, юридические вопросы, ну и, конечно, никуда от этого не денешься, - коммунальные вопросы, - вспоминает Бондаренко. - Письма шли к нам в газету постоянно с жалобами на милицию, суды, прокуратуру. Писем было очень много. Контакт с читателем у газеты тогда очень плотный был. Ежедневно мы получали десятки писем. Целый отдел по работе с корреспонденцией был в газете.
В то время был налажен отличный контакт с милицией, прокуратурой и судами. В райотделах милиции я вообще был завсегдатаем. Каждый день захаживал. У них папка со сводками лежала. Приходил, смотрел. Позже мне просто стали сбрасывать сводку происшествий на дискету.
А потом пришел Клюев (экс-глава городского управления полиции, - прим.ред.), и мне эту лавочку прикрыли. «А вдруг ты выдашь в печать важную информацию и сорвешь нам операцию», - говорили мне. В общем, закрыли доступ. И тогда начала работать пресс-служба в милиции. По примеру того, как это сейчас происходит», - вспоминает Бондаренко.
Тогда же примерно полиция внедрила систему регулярных пресс-конференций для журналистов. Это была полезная практика. У журналистов появилась возможность не только сообщать о факте случившегося, но и отслеживать, как проходит расследование наиболее резонансных происшествий и преступлений.
«Во время таких пресс-конференций в полиции, помню, любили подкармливать журналистов. Особенно этим славился Узун (экс-глава городского управления полиции, уволенный со скандалом в связи с громким делом о мариупольских педофилах, - прим.ред. ). У него был свой личный повар, который готовил такие деликатесы, что я в жизни никогда не пробовал», - рассказывает Александр Бондаренко.
Открытой становилась не только милиция. Прокуратура тоже, в отличие от нынешних времен, совершенно свободно общалась с журналистами. Прокуроры не стеснялись напрямую отвечать на вопросы журналистов, без посредничества с пресс-службами. И в целом журналисту благодаря этому получать информацию было легче.
«Я не знаю, как сейчас, я уже шесть лет не работаю, но когда мы работали, и председатели райадминистраций не прятались от нас. В любой момент можно было позвонить напрямую и сразу же получить компетентный ответ, комментарий или интервью. У каждого журналиста был свой справочник с прямыми телефонами, и он, этот справочник контактов, был очень ценным (в редакции 0629 тоже есть такой справочник, и мы его бережно храним, - прим.ред. ), мы могли получать прямые комментарии, без всяких пресс-служб.
А вот городской голова практически никогда не вмешивался в дела газеты. Это честно.
Может, он когда-то и звонили Вере Николаевне с претензиями, но до нас эти жалобы не доходили. Только однажды он позвонил мне сам. Это была суббота. Я сидел на 17 микрорайоне и пил пиво. И вдруг звонок. «С вами говорит помощник Юрия Юрьевича. Он хочет с вами переговорить».
А я накануне написал статью об опасной секте, которая проводила богослужения в Мариуполе. И там была такая фраза, что власти ничего не делают, чтобы остановить ее. И вот мне Хотлубей и говорит:
«Прочитал вашу статью и мне не понравилось, что вы написали, что власти ничего не делают. Вы совершенно не знаете закона о местном самоуправлении. Местные власти не имеют права вмешиваться в работу общественных организаций». А я ему ответил, что я и не должен знать этот закон. Это ваша работа – знать законы и действовать. А я вижу, что в городе орудует секта, и ничего не предпринимается, чтобы ее остановить. В общем, поговорили на повышенных тонах, покричали друг на друга. Я только потом подумал, с кем это я так разговариваю. Но на следующий день в редакции мне сказали, что я гордиться должен...
В 90-е годы журналистика была свободной. Ну по крайней мере, намного более свободной, чем в 2000-е, и даже свободнее, чем сейчас. У нас не было запретных тем. Писали, о чем хотели.
Наверное, во многом тут была заслуга Веры Николаевны Черемных. С железным характером была женщина. На нее трудно было давить. Но у нас, действительно, была свобода.
Когда Вера Николаевна оставила газету, потихоньку стала уходить и свобода слова».
Ахметовщина
В период большой приватизации «Приазовский рабочий» стал открытым акционерным обществом, то есть бизнесом, в котором незначительная часть акций принадлежала городскому совету. Часть акций принадлежала и трудовому коллективу. Ахметова тогда в структуре собственников не было. Он начал развивать медийное направление своего бизнеса где-то с 2006 года. Примерно в то время Ахметов и выкупил 88% акций «Приазовского рабочего».
«Надо сказать, что сразу мы не заметили перемен в редакционной политике. В редакцию он не звонил, в нашу работу не вмешивался, никогда не приезжал в ПР, по крайней мере, на нас, корреспондентах, смена собственника никак не отражалась.
Возможно, с редактором велись какие-то беседы, но мы о них ничего не знали. Мы продолжали работать, как и работали.
Правда, один раз я слышал, как Борис Колесников (политик, Партия регионов) еще Вере Николаевне делал втык за какие-то публикации. Но Вера Николаевна была не тем человеком, на которого можно давить. Но потом ушла она. Редактором стал Николай Токарский. И наша свобода стала сужаться (я не могу говорить о всех СМИ, могу говорить только о газете, в которой работал).
Не помню уже точно год, но был конфликт у Пети Иванова (представитель криминальных структур в Мариуполе и одновременно глава фракции Партии регионов в горсовете, сейчас в бегах, - прим.ред.). И меня послали в его офис на Новоселовку освещать, что там происходит. Я поехал. Возвращаюсь в редакцию, а мне говорят: знаешь, не пиши, мы тебе оплатим выход, но ты не пиши.
И таких моментов стало много. При Януковиче появилась вот эта тенденция, когда посылают на мероприятие, а потом говорят: «Напиши , что это сделано по инициативе президента, ну что тебе тяжело?»
Мы прежде никогда не писали про донецкие власти. Ну потому что, а зачем? Мы – городская газета. И кому в городе интересно, о чем там областные власти заседают. А потом вдруг стали писать каждую неделю то про Близнюка, то про Шишацкого.
Ну а потом было принято решение объединить две газеты – «Приазовский рабочий» и «Ильичевец».
Это было решение Метинвеста. Но оно не самое глупое, на мой взгляд. Ну какой смысл содержать две газеты, которые пишут об одном и том же. Сотрудники «Ильичевца» стали переезжать в здание «Приазовского рабочего». И очень быстро «Ильичевец» полностью захватил городскую газету и стал «Приаовским рабочим», - рассказывает Александр Бондаренко.
С этого момента, считает журналист, газета превратилась в боевой листок.
«Моей теще 92 года. Она читает «Приазовский» с молодости. И вдруг сейчас отказалась. Говорит мне, не выписывай больше, там нечего читать. Слишком все красочно, красиво, позитивно. И это отличается от того, что люди видят в реальности вокруг себя.
Если раньше Хотлубей говорил, критикуйте кого хотите, - жилищников, коммунальщиков, дорожников, зеленстроевцев, - только нас не трогайте, то сейчас и городская власть, и жилищники, и коммунальщики, в общем все – это Метинвест, ставленники Метинвеста, выходцы из Метинвеста. Кого критиковать? Некого критиковать. Поэтому газета перестала быть зубастой».
1 апреля 2015 года меня отправили на пенсию».
Мы с Верой Николаевной как-то придумали сюжет – проверить, обвешивают ли покупателей на мариупольских рынках. Я с одним человеком, который согласился помочь, ходил по рынкам, делал покупки, а потом перевешивал то, что купил, на контрольных весах. На всех рынках тогда обвешивали покупателей.
Мы раз в неделю ходили. На Центральном рынке была группа такая, «народный контролер» называлась. Они ходили и проверяли гири у продавцов. И когда находили фальшивые гири – забирали и складывали. И у них насобиралось гирь несколько тонн! Потом их загрузили, вывезли на «Азовсталь» и там переплавили. Я успел забрать одну такую гирю на память. На ней написано 500 г, а на самом деле она весит 320 г.
И вот во время одного такого рейда Алина Комарова (фотокор «Приазовского рабочего», - прим.ред.) мне говорит: «Я зашла в какой-то магазин, а там продавщица натирает прилавок и говорит коллегам: Давайте скорее, а то вдруг Бондаренко зайдет. Так что что да, в определенных кругах я был известен (смеется)».
Картина маслом
«В 2015 году когда меня выгнали на пенсию, я был в растерянности. Я не понимал, чем мне заниматься. А я всегда рисовал. Карикатуры, например...»
Сегодня Александр Бондаренко стесняется своих карикатур и не очень хочет их показывать. Хотя на самом деле они прекрасно иллюстрируют, какой была наша жизнь 20 и даже 30 лет назад.