Более 4 млн украинцев потеряли свое жилье. На затопленной Херсонщине, в Мариуполе, Бахмуте, Харькове, Николаеве, на Киевщине, Черниговщине, Сумщине и в других обстрелянных, уничтоженных, оккупированных, затопленных городах и селах, даже в относительно "мирных" регионах, куда постоянно прилетают российские ракеты и дроны.
О том, что чувствуют украинцы, которые из-за войны остались без жилья и удалось ли им обустраивать жизнь заново, пишет издание Texty.org.ua.
Те, чьи дома пока невозможно ни отстроить, ни вернуть, живут в общежитиях, снимают квартиры, обживают старые дома и временные модульные дома. Уезжают из Украины, надеясь построить жизнь в другом месте. И тяжело переживают свое горе.
Родительский дом, ухоженный сад, семейные фото, семейные реликвии, квартира, на которую зарабатывали всю жизнь, ремонт собственными руками, пушистый ковер в гостиной, утреннее солнце и запах кофе на своей кухне - каждое воспоминание вызывает боль.
А переселенцы из оккупированных регионов и городов, оказавшихся на линии фронта, даже руины своих сожженных и разграбленных домов могут увидеть только на фото.
"Сегодня я почувствовала себя "бомжем""
"Сегодня я впервые почувствовала себя "бомжем". Владелица квартиры, которую я снимаю уже полгода, попросила ее освободить. У нее изменились планы. Обычная жизнь. Но меня это обстоятельство подкосило. Только я приучила себя к мысли, что у меня есть новый дом, пусть и временный, как вдруг - бац... Все не так. Я бомж. Мне 45, я арендую жилье, потому что потеряла собственное. И это совсем не те ощущения, когда ты начинаешь самостоятельную жизнь, не имеешь денег на собственный уголок и поэтому снимаешь квартиру. Нет! Потому что в те времена у тебя впереди жизнь, а позади - родительский дом, надежный запасной аэродром, куда ты всегда можешь приземлиться в случае жизненных неурядиц. Я почувствовала себя "бомжем", потому что у меня ничего не осталось - нет даже города, в который я могла бы вернуться".
Это слова Анны Ракитской, которая потеряла свой дом в Мариуполе. Небольшой дом в частном секторе, который она приобрела незадолго до начала полномасштабного вторжения. Продала родительскую квартиру и купила маленький кусочек собственного рая - с большим цветником, о котором заботилась, как о ребенке.
"Я часто думаю сейчас, какими мы все в Мариуполе были беззаботными. Много лет жили рядом с войной так, словно ее нет. Никакого предостережения! Ну если я уж так мечтала иметь собственный сад, то почему не купила что-то под Полтавой или в Черкассах? Мне 45, у меня нет сбережений, нет дома и нет надежд, что что-то нормализуется. Как я с этим живу? Ну вот так - одним днем, без будущего", - говорит Анна.
140 тысяч уничтоженных домов
По данным украинского омбудсмена Дмитрия Лубинца, в начале года в Украине российские захватчики уничтожили 140 тыс. домов, из них 18 тыс. - это многоэтажки, в которых проживало в среднем по 100 семей. За 5 месяцев 2023-го это количество, очевидно, выросло и растет дальше. Продолжается война, ежедневные бои и ракетные обстрелы.
По очень-очень приблизительным расчетам, около 4,5 млн человек потеряли свои дома, это около 1,8 млн семей. И это настоящая катастрофа. Потому что даже если представить, что для восстановления жилья каждому человеку раздать по 1 млн грн, то получится 4,5 трлн грн. В стране, которая воюет и экономика которой почти уничтожена, это абсолютно нереальные цифры.
"Часами разыскивал фото с моим домом"
"Я родился и вырос в Мариуполе, - рассказывает Сергей Гриценко, - Дом был в самом центре, возле драмтеатра. Это место - вся моя жизнь. Здесь жили мои родители. Здесь родился мой ребенок.
Когда я уехал, в нашей квартире остались мои родители. В прошлом году в самые страшные месяцы, когда в Мариуполе не было связи, я не думал о доме. Не было ничего важнее жизни родных. Но оказалось, что все это связано. Потому что когда нет связи, как еще узнать, что случилось с родными? Только по фото родного дома.
Часами сидел в социальных сетях и разыскивал фотографии с моим домом.
Сначала я видел его с разбитыми окнами и балконами и говорил себе: ну да, он немного пострадал, но ведь там можно выжить, у них есть шанс уцелеть. Потом я увидел его уже полуразрушенным (крайний подъезд треснул) и выжженным огнем. Сердце тогда едва не разорвалось. Я все еще ничего не знал о родных, но видел, что дом уничтожен".
Родительский дом Сергея Гриценко. Фото предоставлено героем публикации
Родители чудом уцелели, успели выбраться, а вот дом погиб...
В свои 50 лет я остался абсолютным бездомным. У меня нет ничего. Ни имущества, ни жилья. И города нет, потому что то, что осталось от Мариуполя, - это не мой город. С этим невозможно смириться. Я потерял фундамент под ногами. Раньше где бы я ни был, я знал, что у меня всегда есть место, куда я могу вернуться. А теперь нет ничего. И главное - у меня уже нет жизненного ресурса, чтобы строить что-то с нуля.
Или это катастрофа? Да, это она.
Нет денег и алгоритмов
Сергей Гриценко не испытывает никакого оптимизма относительно помощи, которую обещает предоставить государство тем, кто потерял имущество: "Можно принять десятки замечательных законов, но если нет четких алгоритмов, как их реализовывать, то все они не будут иметь никакого смысла. Как происходит с этим законом о компенсации разрушенного имущества? Очень хорошо, что мариупольцы присоединились к разработке закона и добились того, чтобы право на компенсацию получили и жители оккупированных территорий. Однако с таким же успехом можно было добавить в перечень тех, кто имеет право на компенсацию, и инопланетян. Ведь разве не все равно, если фактически нет механизма, как подтвердить факт разрушения жилья тем, чей город - оккупирован".
Недавно он пытался в мариупольском муниципалитете подтвердить факт разрушения собственной квартиры. Предоставил фотографии дома и того, что от него осталось. Но в муниципалитете ему не смогли помочь - говорят, нет полномочий, до сих пор не разработаны механизмы. Закон есть, но он такой же мертвый, как и дом господина Сергея.
"Думаю, что это проблема - на десятки лет. И мы еще даже приблизительно не понимаем ее истинных масштабов. Ведь собственности лишили не только нас. Наши дети потеряли то, что могли бы унаследовать", - грустно подытоживает Сергей.
"Некоторые люди не понимают, что такое - потерять все"
Жительница Бахмута Елизавета Гончарова старается вообще не концентрировать внимание на том, что потеряно. Она осталась без квартиры, которую для нее приобрел ее отец и в которой прожила всю свою жизнь, и сейчас живет в Киеве.
"Я для себя давно поняла: дом там, где наши близкие. Мои родные сейчас все собрались в Киеве. И я чувствую рядом с ними, что я дома.
Что меня травмирует, так это некоторые люди, которые не понимают, как это - потерять все. Мне надо было срочно найти другую квартиру в столице. Это не очень простая задача, когда у тебя две собаки и кот. И я была бы очень рада, если бы владельцы квартир просто говорили: "Извините, но с животными нельзя". Но нет. Последняя неделя просто убила меня эмоционально. Я выслушала столько негатива. Абсолютно чужие люди вели себя со мной грубо, упрекали, что с таким набором животных надо сидеть у себя дома, а не арендовать жилье.
Но ведь дело в том, что у меня нет дома. Когда я заводила своих животных, он был, а сейчас - нет. У меня была большая трехкомнатная квартира в Бахмуте с широкими коридорами и большим балконом. И не моя вина, что теперь ничего нет. Это очень больно. Я впервые почувствовала такое унижение от своих соотечественников".
Фото из квартиры Елизаветы Гончаровой в Бахмуте, позже жилье сгорело. Фото предоставлено героиней публикации
К счастью, квартиру Елизавета смогла найти. Однако проблема адаптации переселенцев, очевидно, будет только обостряться. Ведь с каждым месяцем войны количество городов, которые россияне буквально стирают с карты страны, растет. Сотням тысяч украинцев просто некуда возвращаться после войны.
И это также причина, почему украинцы, выехавшие за границу, пытаются построить свою жизнь в других странах.
"Я в командировке, в долгой командировке"
"Когда я смотрю на уничтоженную Марьинку, Авдеевку или Бахмут, то думаю, стоит ли вообще отстраивать эти города? - спрашивает мариупольчанка Татьяна Игнатченко, - Ведь большинство городов на востоке строили рядом с производствами. Сейчас большинства предприятий уже нет. Так ради чего людям туда возвращаться? Сложный вопрос.
Но Мариуполь, конечно, надо отстраивать, потому что, во-первых, он давно стал символом. И это восстановление будет символическим. А во-вторых, несмотря на тотальное уничтожение, там - не пустыня, там до сих пор живут тысячи людей".
Татьяна также жила в Мариуполе до полномасштабного вторжения. В ее квартиру ракеты прилетели дважды.
Первая - в спальню, а вторая - как раз над тем местом упала, где мы с семьей любили лежать на толстом ковре и смотреть фильмы.
В той квартире все было сделано собственными руками, до мелочей. Если бы кто знал, как мне сейчас не хватает такого собственного пространства! Я пытаюсь где-то скатерть застелить, что-то на окно поставить, чтобы в чужой мне квартире не было все таким безликим. Но это не помогает.
Иногда говорю себе: я в командировке, в долгой командировке. И какое-то время это помогало мне воспринимать реальность как нормальность. Но со временем это перестает действовать.
Я видела фотографии своей квартиры. Соседи присылали. Сначала это была просто моя разрушенная жизнь, а потом она, даже такая, сильно поврежденная, стала быстро исчезать, потому что наши люди местные начали вытаскивать из моей квартиры все. Ну вот вообще ВСЕ. Срывали бамбук со стен, даже кафель сняли. Остались голые стены.
Последствия обстрела дома Татьяны Игнатченко в Мариуполе. Фото предоставлено героиней публикации
Какое же это мерзкое ощущение: думать, как чужие люди роются в твоих личных вещах, воруют постельное белье, которое ты с такой любовью выбирала.
Я стараюсь не думать об этом, чтобы не ворошить рану.
Единственная вещь, за которой я обязательно вернусь в Мариуполь, - это картина. Она очень особенная для меня. Это стоп-кадр из одного известного фильма. Огромные ледовые скалы вдалеке. А на переднем плане силуэт женщины, которая всматривается вдаль. Мне так запал в сердце этот образ, что мой сын заказал такую картину на мой день рождения.
Я просила соседей вынести и спрятать ее - до моего возвращения. Они спрятали. А ведь сейчас дом разобрали полностью. Нет больше моего дома. Поэтому не знаю, смогу ли найти свою картину, но точно знаю, что вернусь за ней.
Татьяна говорит, что уже никогда не сможет жить в Мариуполе. "Это невозможно. Я закрываю глаза и вижу могилы соседей, похороненных во дворе, и эти дыры в крыше. Невозможно жить на могиле собственной жизни"...
"Приеду в Мариуполь, как на кладбище"
Многие люди, потерявшие все на этой войне, чувствуют именно это: прошлая жизнь умерла. А мертвого не поднять. Так зачем возвращаться?
"Наверное, мой город когда-то отстроят, лет через 10, а может, через 20. И это будет красивый, комфортный, современный город. Но - не мой. Это будет город тех, кому сейчас 20 или 30 лет. К сожалению, тем, кому сейчас 50, не повезет его увидеть таким, чтобы захотелось возвращаться", - считает Елена Гагарина.
Дом Анны Котельниковой в Мариуполе также разрушен.
"Но я все равно туда вернусь, - говорит она, - Когда мы приходим на кладбище, мы же понимаем, что родных уже нет и что там, на могиле, их тоже нет, но мы все равно туда идем, чтобы почувствовать близость, вспомнить.
Я вернусь в свой дом в Мариуполь, как возвращаются на кладбище"...