"Мы монтировали и плакали". Интервью с режиссером фильма "20 дней в Мариуполе" Мстиславом Черновым

31 августа в украинский кинопрокат выходит фильм "20 дней в Мариуполе". Документальная лента рассказывает о начале полномасштабной войны - бомбардировки жилых домов и роддома, постоянные обстрелы и как обычные мариупольцы реагировали на это. 

Режиссер фильма Мстислав Чернов рассказал изданию Радио Донбасс Реалии о тяжелых воспоминаниях из Мариуполя, опасной работе и мировой огласке. 0629 публикует полный текст интервью.

- Вы ехали в Мариуполь - в обычную командировку, а стали свидетелями, как война снова пришла в город. Могли ли представить, что будете снимать такие масштабные события?

- К такой войне невозможно подготовиться. Конечно, мы с 2014 года уже снимали, что происходит на Донбассе. После этого я был в Карабахе, Ливии, Афганистане. Снимал разные кризисы, через которые проходит человечество. Поэтому боль для меня - не что-то новое, но такой интенсивности, такой опасности, которую мы почувствовали в Мариуполе, я никогда не видел.

Когда мы ехали в командировку, никто не планировал снимать документальный фильм. Это должна была быть обычная операторская работа для новостей. Но когда мы поняли, что едва ли не единственные журналисты: и украинские, и международные, которые остались в городе, - еще был литовский документалист Мантас Кведаравичюс, которого убили (российская армия - ред.), - тогда я поставил перед собой задачу: снимать все, что могу, и сделать нечто большее, чем просто репортажи. Документальный фильм - это более подходящий визуальный язык для таких историй.

Мы делали основной монтаж около полугода, а потом столько же еще занимались постпродакшеном - звук, цвет, детали, архивы. То есть каждый кадр, который и так оставался в моем сердце и просто въелся в мой мозг еще в Мариуполе - мы снова все это видели и снова переживали. Мы монтировали и плакали. То есть это не то, что ты пережил один раз, а потом тебе стало легче. Нет, наоборот.

Я понимаю, что то, что мы тогда чувствовали - это маленькая капля от потери и боли людей, которые оставили в Мариуполе свои дома, а кто-то потерял своих близких. Мы поставили себе задачу рассказать о том, что там происходило.

- Ваш фильм построен в формате дневника. А ваш голос и мысли - как гид для людей, которые не были в тот момент в Мариуполе. Вот эти ваши разъяснения прописывались уже после монтажа или вы действительно делали личные заметки все то время, пока были в городе?

- Фильм построен на статье "20 дней в Мариуполе", которую я написал уже после того, как мы уехали. И она состоит из моих записей, которые я фиксировал в городе. Но формат - рассказать историю Мариуполя, как его видел журналист, - был не первым выбором. Мы попробовали несколько версий во время монтажа, как соединить все истории в единый нарратив, как показать последовательное разрушение города, как он проваливается в пропасть и умирает.

- Сколько вы успели снять за 20 дней и что, по вашему мнению, из важного не попало в документальный фильм?

- За 20 дней мы смогли отправить немало фотографий, но из видео - только 40 минут из 30 часов, которые мы наснимали. Однако для документального видео - это не так много. У нас не было электричества, нам нужно было экономить батареи, место на дисках и карточках. Технически мы были очень ограничены.

Но из этих 30 часов мы выбрали только 95 минут. Мы выбирали самые важные моменты, которые позволили бы поместить зрителя в центр событий, чтобы зритель почувствовал, что это значит, быть в осаде. Выбор кадров зависел именно от этого - дать достаточно деталей и контекста. И откровенно было очень трудно искать баланс. Было столько моментов, которые хотелось показать, из-за чего была долгая и горячая дискуссия с редакторами и монтажером.

Потому что мне, как человеку, который это все видел собственными глазами, хотелось и больше показать моментов, где люди страдали, даже умирали. Я хотел максимально эту боль донести до международной аудитории. И нашей команде было очень важно найти баланс - между тем, чтобы показать глубину, не сделать фильм стерильным, но в то же время - не оттолкнуть зрителя жестокостью.

Сейчас, если вы посмотрите "20 дней в Мариуполе", то тяжелый эффект не от крови, которой на самом деле не так много в фильме, а от эмоционального напряжения - как зритель сочувствует тем людям, переживающим трагедию.

- Любую информацию, а тем более видео, можно подать по-разному. Как здесь удавалось соблюдать баланс: ведь люди были разные...

- Для меня было важным показать все типы реакций. Люди находятся в стрессе. Иногда они не хотят общаться с прессой. Но чем дальше заходило, чем больше было разрушений, тем лучше люди понимали, что они полностью отрезаны от мира, тогда они тянулись к нам, журналистам. И когда видели эту надпись на груди или на шлеме, они сами подходили и говорили: "Пожалуйста, снимите меня. Может, меня увидят родственники". Также спрашивали, что происходит в мире, в Украине. И даже если мнение этих людей не совпадало с моим, они все равно хотели рассказать о происходящем, получить шанс высказаться.

Я хотел показать моменты, когда люди настолько запутались, что не понимали, кого обвинять в происходящем. Поймите, Мариуполь был не просто в военной осаде, но и в информационной. А когда люди находятся в информационной осаде, то начинают паниковать. Они не знают - кому и чему верить. Это тоже одна из тем фильма.

- Вы уже сказали, что работали ограниченно из-за технических моментов. А что было самым тяжелым именно во время съемок?

- Трудно было просто выжить. Ты сидишь в подвале всю ночь, а потом понимаешь, что тебе нужно выйти на поверхность и что-то начать снимать. Ну хотя бы что-то. И ты идешь работать, под постоянными обстрелами, хотя и знаешь, что можешь вообще не вернуться. Но ты все равно идешь. На самом деле меня мотивировали врачи и полицейские, которые работали несмотря ни на что, волонтеры, которые продолжали помогать людям и возить воду, военные, которые защищали каждый метр, каждое окно, каждый подъезд. Поэтому никто из нашей команды не мог себе позволить отсидеться.

Было трудно вывезти оригиналы материалов. Отправить мы их не могли, потому что была очень плохая связь. И мы долго думали, что нам делать с оригиналами - или нам их где-то закопать, а потом попросить как-то вывезти, или передать гражданским, чтобы они сохранили.

Но еще и эмоционально было трудно - рядом с тобой постоянно умирают люди.

- Какой из этих 20 дней был для вас самым тяжелым?

- Последний. На тот момент мы уже потеряли машину, группа Сил специальных операций спасла нас из больницы, где мы были в российском окружении, мы вернулись в центр города и искали, как уехать. И мы искали, кто вывозил через зеленый коридор, а по дороге заехали в еще одну больницу. И там нас один из врачей повел в подвал. Он показал тела людей, а потом такой сверток, в котором было тело ребенка - 23 дня всего было. И когда я выезжал, эта картина стояла у меня перед глазами...

С одной стороны, я понимал, что опасно, и надо вывозить команду, но в тот же момент - мы оставляли город без голоса. Все те трагедии, которые мы успели увидеть, это, может, только 1% того, что там произошло.

- Знаете, что с вашими героями сейчас? Поддерживаете связь? Например, полицейский Владимир...

- Да, он спасал нас, помог выехать. Он сейчас вернулся на передовую, на родной Донбасс. Недавно был ранен. Во время ракетного удара по Покровску он получил осколочные ранения. У него были две операции, сейчас проходит реабилитацию.

Ребята, которые нас спасали из больницы - группа Сил специальных операций - тоже продолжают защищать Украину. Есть некоторые, которые уже вернулись из плена и сразу на фронт. Есть, к сожалению и те, кого убили россияне.

- Каждый режиссер, когда работает над фильмом, представляет себе четко аудиторию и знает, что хочет донести до нее. Кто главный зритель "20 дней в Мариуполе?"

- Я всегда думал о мариупольцах. Для меня было важно, чтобы они чувствовали - об их трагедии знают, помнят и не забудут. И когда мариупольцы приходили на показы - и на международных фестивалях, и в Киеве, - то мне казалось, что они травмированы. Но наоборот, несмотря на то, что им было трудно, для них было важно, что события в Мариуполе - вписаны в историю Украины, и мир теперь это увидит.

Потому что Мариуполь стал символом преступлений российских военных против украинцев. Он стал символом сопротивления и сообщением всему миру, что украинцы будут бороться за каждый метр всей земли. Кроме того, фильм был сделан для международной аудитории. Чтобы те, кто уже забыл, что в Украине война, и не интересуется этими событиями, поняли, - ужас продолжается.

Документалистика в этом же смысле несколько функций выполняет. Во-первых, борьба с дезинформацией. Ведь документальный фильм дает гораздо больше контекста, чем новости. Во-вторых, в истории остаются не новости и не заголовки на первых полосах газет, а книги и ленты. И то, как следующие поколения украинцев, европейцев и даже россиян будут видеть начало этого полномасштабного вторжения, зависит от того, что мы сейчас сделаем и оставим в истории в виде фильмов или книг.

- У вас есть эксклюзивные видео событий из Мариуполя, которые в России, конечно же, назвали постановкой. Не было ли желания добавить эти кадры к украинским доказательствам, которые потом можно будет передать в международные суды по делам против российской власти?

- Для расследования потенциальных военных преступлений фото и видеоматериалы крайне важны. Но надо понимать, что эти расследования строят на многих составляющих: это десятки, сотни свидетелей, спутниковые снимки, анализ экспертов. Это долгий процесс. Но главное, что нужно для этого - доступ к месту преступления.

Почему мир говорит о военных преступлениях в Буче? Потому что город был деоккупирован. Как результат, международные прокуроры смогли туда приехать, увидеть все собственными глазами, пообщаться со свидетелями.

Мариуполь, к сожалению, до сих пор оккупирован. Мы знаем, что сейчас на окраинах города около 40 тысяч могил - на большинстве нет табличек с именами, там просто номера. А этих людей нужно будет идентифицировать. На это уйдут годы.

Кроме того, стоит понимать, чем больше город оккупирован, тем больше доказательств россияне уничтожают: снесли драмтеатр Мариуполя, перетирают в пыль дома, где погибли люди из-за российских обстрелов, закатывают его в дороги. Военных пленных заставляют под пытками подписывать документы, что они совершили какие-то конкретные преступления. Время идет, и становится все труднее и труднее это расследовать.

- А у вас, как у режиссера, есть оскаровские амбиции - подать этот фильм на номинацию в категории документального кино?

- К счастью, это зависит не от меня, и я могу об этом не думать (смеется - ред.) Я делал этот фильм с мечтой, чтобы его увидели как можно больше людей во всем мире. Нам это удается. Поэтому я счастлив.

Если у него будут шансы еще и попасть на Оскар, то это будет очень приятно, потому что его увидит еще больше людей в разных странах мира и снова расскажут им о тех преступлениях, которые совершает Россия против украинцев.

- Фильм уже начал свой фестивальный путь и достаточно много положительных отзывов.

- У меня был такой страх перед тем, как начался фестивальный цикл. Я боялся, что фильм слишком тяжелый для аудитории. Но он не оправдался. Люди приходят, пересматривают его, рекомендуют своим друзьям.

- Вы продолжаете ездить и снимать войну?

- Да. После того, как я уехал из Мариуполя, мы взялись за расследования. Сделали 11 [расследований] о Мариуполе и получили за это Пулитцеровскую премию 2023 года.

Я ездил снимать в мой родной город - Харьков. И это было страшное дежавю. Потому что в тот момент его очень обстреливали, и было ощущение, что я снова в Мариуполе. Единственное, что Харьков, к счастью, не был окружен.

А после этого мы снимали Донбасс, Херсон, освобождение Херсона. Параллельно с тем, что я снимал эти события для новостей, я делаю новый документальный проект и представляю "20 дней Мариуполя" на фестивалях и конференциях. Стараюсь, где могу, поддерживать украинских журналистов, рассказывать об их работе, объяснять, почему это важно.

Это много работы, я разрываюсь, но это важно именно сейчас, потому что в мире много событий происходит, и об Украине не должны забывать.

- Пулитцеровская премия дает какое-то преимущество в работе?

- Это знак доверия к украинским журналистам, к их профессионализму. Кто, как не жители страны, в которой происходят такие трагические события, могут рассказать об этом миру. Эта премия не защищает нас от пуль или осколков. Наоборот, это только больше делает нас мишенью, потому что мы рассказываем о том, что происходит, и мир нам верит.

- Как вы все это успеваете?

- А это еще не все (смеется - ред). Я пишу книгу об украинской документалистике, которую мы будем делать для европейского читателя. У меня уже вышел роман на украинском и английском языках о начале российского вторжения в Украину - "Времена сновидений". Сейчас пишу второй. И нет, я ничего не успеваю на самом деле. Но после того, что мы все пережили - в Мариуполе, Киеве, Харькове, после того, как потеряли свои жизни наши друзья и близкие, которые выполняли свою работу, ты уже не имеешь права останавливаться. Пока это возможно, мы будем это делать снова и снова. Пока есть сила.

- Каким вы запомнили Мариуполь?

- Я был в Мариуполе не только во время войны. Поэтому он для меня всегда был фантастическим, цветущим городом. И вот таким я его помню - живым, полным людей, которые счастливы и с надеждой смотрят в будущее.

Сейчас для меня Мариуполь - это спасшиеся люди, которых я встречаю в Киеве, Тернополе, Львове, Одессе. Все они для меня - Мариуполь.

Читайте также:

Фильм "20 дней в Мариуполе" победил на Международном кинофестивале в США.

"20 дней в Мариуполе". Авторы фильма получили журналистскую премию Royal Television Society.

Фильм "20 дней в Мариуполе" попал в программу кинофестиваля Sundance.