Светлана Лищинская: «Нам стоит обсуждать друг с другом болезненные темы. Иначе говорить будет россия - так, как выгодно ей»

Светлана Лищинская родилась и выросла в Мариуполе, была причастна к становлению местного телевидения. С 1998 года живет и работает в Киеве. Сценаристка и режиссер ряда документальных фильмов, в частности «Бальный король», «Веронские сокровища», «Невидимый батальон», «Евромайдан SOS. Право на достоинство», «Мариуполь. Реконструкция».

В 2024 году на Берлинале состоялась мировая премьера фильма Светланы «Немножко чужая», в этом же году лента получила главный приз памяти продюсера фестиваля Андрея Матросова на ежегодном фестивале Docudays UA.

О сложности поиска идентичности украинцев из обрусевших регионов, влиянии памяти рода на мировоззрение потомков и вопросах, которые мы должны отрефлексировать, чтобы не оставлять места российской пропаганде - Светлана говорит в сложном, но очень искреннем интервью для сайта 0629.

Светлана, вы уже давно - киевлянка. Какие связи у вас остались с Мариуполем?

- Я там родилась и выросла, работала на местном телевидении. Когда я уехала в столицу, моя дочь осталась с мамой в Мариуполе. Сейчас у меня там только тетя и ее семья. Моя двоюродная сестра работала медсестрой именно в той больнице, которая была в фильме «20 дней в Мариуполе». Они были очень поломаны всей этой историей, но ее муж был из Краснодара, они часто ездили туда, и у них не было разделения «Россия-Украина». Так бывает... Друзья приглашали их к себе в Краснодар, но они не поехали. Но и на свободную часть Украины - тоже. У них целый дом, и они остаются, повторяя, как многие, «а кому мы где-то нужны». Моя мама поддерживает общение со своей сестрой, поэтому мы немножко знаем о Мариуполе.

Мама уехала, ей не пришлось пережить те ужасы в Мариуполе?

- Мама сейчас вместе с моей дочерью и внучкой в Великобритании. Так случилось, что она приехала к нам в Киев прямо перед войной - потому что у правнучки был день рождения. А возвращаться ей уже было некуда...

В начале марта 2022-го мы уехали из Киева на запад страны, а мама осталась в Киеве, потому что боялась, что не переживет дорогу. Но впоследствии она поехала в Лондон к моей дочери, которой было сложно одной с ребенком. У дочери была сильная депрессия, потому что, я так думаю, произошел определенный перелом мировоззрения. Она до последнего не верила, что будет такая война и в определенной степени относилась к России хорошо. Это вряд ли об измене: я так понимаю, что дочь просто не хочет лелеять в себе ненависть к кому-либо. А потом наступает война, и та Россия, к которой она относилась хорошо, разрушает дом, в котором она родилась и выросла, Россия убивает моего друга, который был Дедом Морозом на ее праздниках, она убивает ее крестного отца. И Саша, моя дочь, не может это осознать. Как так можно было?

Саша является одной из героинь вашего фильма. Почему для вас было важным исследовать именно собственную семью?

- Мне было очень интересно во всем разобраться, потому что фильм об идентичности - о нашей восточной украинской идентичности. Мы были очень сильно русифицированы, в то же время именно мы сильно пострадали от голодомора, коллективизации, репрессий. И наши пострадавшие прабабушки и прадедушки, получается, сделали из нас то, чем мы сейчас являемся. Мне было интересно исследовать, правда ли, что уже на поколении моей дочери стерта генетическая память. Потому что для меня война началась в 2014 году - очень четко. Для моей мамы, кстати, тоже.

Фильм еще не вышел в широкий прокат, поэтому, думаю, не стоит пересказывать сюжет. Но можем поговорить о важном в нем. Почему же так избирательно работает историческая память?

- Я много об этом думала и это частично отражено в фильме, потому что мне действительно интересно, как это работает. У меня в семье не было репрессированных, но была, например, история о дедушкиной первой жене, которая подушкой задушила малыша, потому что нечем было кормить. Конечно, никто в семье об этом много не говорил, к сожалению, и тем более не рефлексировал. Как и то, что мой дедушка был прорабом на стройке Комсомольска-на-Амуре, и, я подозреваю, что точно сталкивался с осужденными.

Возможно, поэтому и я не чувствовала своей принадлежности к украинскости. Мне больно это констатировать, но я до сих пор человек без идентичности, у меня нет, за что зацепиться Ничего, просто пустота.

Многие говорят, что война помогла обрести идентичность, которая не ощущалась раньше. Как думаете, это вообще возможно?

- Возможно. Это зависит, наверное, от внутренних ресурсов. Вообще, влияет все - что человек читал, что слышал в семье, на каких ценностях он рос. Мне, например, очень помогло, что во мне сформировали правду как ценность. Да, моя семья - русифицированная, отец был коммунистом, и хотя везде было так много лжи, правда была ценностью. Вот такой парадокс. И когда Советский Союз развалился, меня сильно трансформировало то, что я узнала что все в нем было ложью. И это очень повлияло на меня, изменило отношение к Советскому Союзу и всему прошлому.

А мама моя, думаю, держалась украинскости более на генетическом уровне, на казацком, очень подсознательном уровне. Она не всегда может это вербализировать, но она украинкой всегда себя осознавала. И русских она никогда не любила.

Этот фильм - желание найти корни или посмотреть в будущее?

- Точно - не найти корни. Я начала делать этот фильм, чтобы понять, какие ментальные демоны мешают нам стать украинцами.

И какие же?

- Кино - это не «я исследовала и вам сейчас покажу готовый результат». Кино - это процесс, который происходит в течение создания, показа, обсуждения фильма, включения общества в эту историю.

Но, если уж спрашиваете, то первый демон, по моему мнению, это страх. А дальше идет ложь, которая может быть очень успокаивающей и комфортной. А еще невежество: когда не хватает знаний, не на что опираться и хочется простых решений... Но на самом деле я не верю в простые решения. Например, дочь закончила единственную украинскую школу в Мариуполе, изучала язык, литературу и историю. Но это не помогло ей почувствовать свою идентичность. Поэтому, проблему нашей украинской идентичности нельзя решить просто: вот, взял и стал украинцем. Это процесс. Мы должны об этом говорить - глубоко, на разных уровнях, в частности - с помощью искусства.

У меня, кстати, есть интересное наблюдение, когда я в Берлине общалась с немцами о разделении страны. С момента воссоединения прошло уже больше лет, чем длилось разделение Германии на восток и запад. А они до сих пор разные и признают это. Мы будем иметь похожую историю, когда произойдет деоккупация тех территорий, которые уже десятилетия находятся под контролем и влиянием России.

То есть, вы считаете, нам надо быть готовыми к тому, что это будут люди уже с другим менталитетом? И какой должен быть путь?

- По крайней мере, я так думаю. Мне не очень нравится позиция миссионерства - мол, мы должны туда что-то нести, учить. Видится единственный путь - это нам самим быть украинцам, развиваться, притягивать ценностями.

Но государственная политика, конечно, должна быть четкой и однозначной. Законы должны работать одинаково на всей территории. Надеюсь, что и искусственная конфронтация, тот болезненный раздел, который «качала» Россия в рамках своей гибридной войны, не помешает тому, чтобы мы нашли общий язык.

Хотя я осознаю, что это будет очень нелегкий период и крайне сложный процесс. В Европе после Второй Мировой было, как вы помните, очень жестко с людьми с оккупированных территорий.

В той же Франции не церемонились с коллаборационистами. Это не может быть безболезненный и простой путь, к сожалению.

Но я даже не об уголовной ответственности, здесь хотя бы можно наработать нормы и законы. Но у каждого по обе стороны линии фронта останется своя память, своя потеря и своя трагедия. Что мы будем с этим делать?

- Искусство. Я думаю, что стоит попробовать отрабатывать эту боль через искусство. Надо много фильмов, театральных постановок, фестивалей, общения на таком уровне. Я не верю в «телемарафоны», рекламу, пропаганду - это выброшенные деньги. Я бы ставила на события, где люди могли бы говорить - о своей боли и страхе. Нам стоит обсуждать друг с другом наши болезненные темы. Иначе говорить будет россия - опять так, как выгодно ей.

Вы знаете, на самом деле этот вопрос - как найти общий язык и сосуществовать - человечество решает тысячелетиями. Его нельзя решить раз и навсегда, можно разве что двигаться в этом направлении. Мы должны говорить, писать, снимать, дискутировать, чтобы прояснить, что для нас важно на самом деле. То есть, первое - это диалог. Диалог без осуждения.

Видели ли вы уже реакцию людей на ваш фильм? Это же тоже, в определенной степени, приглашение к диалогу?

- Так, например, одна девочка из Донецка на показе в Берлине, сказала: у меня такое впечатление, что мне разрешили дышать. Многие, разными словами, говорили именно об этом - чтобы выбирать, находить свою идентичность, надо иметь право дышать. Не защищаться постоянно, потому что мы, мол, какие-то не такие украинцы, а дышать свободно. Оказывается, нам очень важно, чтобы нас воспринимали такими, как мы есть - с нашим бэкграундом, травмами, историческими трагедиями. Иногда люди отталкивают от себя свою идентичность, потому что просто боятся быть осужденными «правильными» украинцами.

Я уже не боюсь. И мой фильм это показал, я очень рада, что фестиваль «Docudays UA» дал нам одну из главных наград. Для меня это было как признание: мы вас любим, идите к нам, все хорошо, мы вас принимаем, мы все вместе.

Мы должны признать, что украинцы не могут быть монолитными и одинаковыми?

- У нас географически очень большая страна, и она не может быть монолитной. Ты едешь по Украине - меняется ландшафт, климат, привычки, язык, традиции. У нас очень разная история - так сложилось. Часть страны пережила массовый голод, часть среди предков имеет тех, кто боролся за независимость. На нас влияли разные империи, мы переживали разные исторические этапы. Или это плохо? Это как есть. Видимо, надо учиться уважать этот опыт. Я бы хотела, чтобы мы все учитывали опыт друг друга, а потом уже выставляли какие-то условия...

Уверена, что несмотря на различные региональные особенности нас должны объединять общие ценности. В Украине очень важна свобода, мы ценим жизнь людей, чего, например, никак нельзя увидеть в России. Мы ценим границы других, у нас нет цели захватить чужое. Для нас ценность в развитии личности и индивидуальности. Поэтому и государственная политика, и образование должно базироваться на наших природных ценностях. И тогда все, кто поддерживает их, будут считать себя украинцами.

ЧИТАЙТЕ нас в Телеграм-канале Мариуполь 0629

ОТПРАВЛЯЙТЕ свои сообщения в Телеграм-бот 0629

ОБСУЖДАЙТЕ новости в нашей группе Фейсбук - Мариуполь Город-герой

СМОТРИТЕ нас на YouTube